ХРАМ ВЛАДИМИРА СВЯЩЕННОМУЧЕНИКА

Неделя мясопустная, о Страшном Суде.

Во имя Отца и Сына и Святого Духа.

У преподобного Силуана Афонского есть одна удивительная запись: “И я сказал: Господи, вразуми меня, что должен я помышлять, чтобы душа моя была смиренна. И получаю ответ в душе: Держи ум твой во аде и не отчаивайся. С тех пор я стал так делать, и душа моя обрела покой в Боге”. Помню, как в молодые годы, когда я впервые прочитал эти слова, тоска и уныние поразили мою душу. Господи, как же не отчаиваться, когда ум, то есть все помыслы, все памятования мои – в аду, там, где нет Бога, где нет надежды! Как же не отчаиваться, когда мысленно погружаешься в область, где отчаяние – единственно возможное состояние, потому что ад – это место, где любовь пресеклась! Как же мне, Господи, держать ум свой во аде и при этом не умереть от ужаса и страха, и тоски, и безнадёжности! Чему он учит, этот афонский монах, зачем он ставит передо мной задачи невыполнимые?

Я и по сию пору не знаю толком, каким способом можно, удерживая себя от отчаяния, непрерывно помышлять о Страшном Суде, но теперь мне по крайней мере понятно, и не то чтобы даже понятно, а просто я чувствую: преподобный Силуан прав, и его высказывание верно в обеих своих частях. В самом деле, стоит только человеку забыть о том, каков будет итог его жизни и при каких обстоятельствах будет он подводиться, стоит только успокоиться на достигнутом, как немедленно расцветёт в душе пышным цветом махровое фарисейское самодовольство: “Боже! благодарю Тебя, что я не таков, как прочие люди, грабители, обидчики, прелюбодеи, или как этот мытарь” (Лк.18.11). И от этой мысли о собственном высоком достоинстве рукой подать до недоумения тех, кого в сегодняшней притче об овцах и козлищах проклял Сын Человеческий.

Вот уж у кого ум не во аде! Вот уж кто уверен в том, что решительно никогда не было в их жизни такого, чтобы, как написано у евангелиста Матфея, “мы видели Тебя алчущим, или жаждущим, или странником, или нагим, или больным, или в темнице, и не послужили Тебе” (Мф.25.44)! Разве не служили мы всю свою жизнь правде, красоте и добру? Или, может быть, мы детей своих учили врать, красть и презирать стариков? Не наша вина, что из посеянного нами выросли “терния и волчцы” (Евр.6.8).

Да, оказаться среди козлищ очень легко. Для этого нужно немного: усчитывай каждое доброе дело, тобой сделанное, повторяй время от времени, как припев, детям своим и близким своим: “Я вам всю свою жизнь отдаю, а вы…”, – вот и вся недолгa! Каяться – не надо, потому что в чём каяться-то? Надо только неустанно заботиться о своём “собственном достоинстве” и ещё о том, чтобы вокруг всё было “по справедливости”. При этом ум и сердце будут полны чувством глубокого удовлетворения и праведного гнева на окрестных грешников. И никакого тебе ада! Такой человек гладок, как шар, – ничем его не зацепишь: ты ему про грехи, а он тебе – про соседа; ты ему про покаяние, а он тебе – про всеобщий разгул разврата. Вот так он, бедолага, и добредёт до Страшного Суда, научившись видеть и оценивать только то, что вне его души. И как же изумится он, услышав особенно страшный, потому что совершенно неожиданный для него, приговор: “…идите от Меня, проклятые, в огонь вечный, уготованный диаволу и ангелам его” (Мф.25.41).

А чего бояться тому, кто всю жизнь занят только своими недостатками, кто день за днём внимательно вглядывается в свою душу, чтобы обнаруживать там всё новые и новые смрадные язвы греха? Осуждения? Так он сам себя давно осудил: вспомните, как благоразумный разбойник, распятый рядом со Спасителем, говорил своему беснующемуся подельнику: “…мы осуждены справедливо, потому что достойное по делам нашим приняли” (Лк.23.41). Чего бояться благоразумному разбойнику, чего бояться плачущему о грехах своих, когда самим Богом ему обещано утешение! Чего бояться нам, когда ум у нас во аде, то есть когда все помыслы, все сокрушения, все печали наши связаны с нашими грехами, и нет нам дела до несовершенства мира, до грехов близких, до того, что прочие – “грабители, обидчики, прелюбодеи”. Ведь когда глаза и уши, когда ум и помыслы заняты одним только делом – спасением собственной души, разве есть время и силы рассматривать недостатки ближних.

Что же до отчаяния, то разве сам факт продолжения нашей грешной жизни, само наше бытие на земле вот до этой, нынешней минуты не указывает на удивительное, потрясающее долготерпение Божие? Разве это не говорит нам ясным языком, что если Бог доселе нас терпит, то, значит, Он верит в то, что мы станем хоть чуть-чуть лучше, Бог верит, что у нас, покуда мы живы, не угаснет надежда на то, что однажды вся наша борьба, вся наша битва с самими собою и за самих себя увенчается наградой нашего Спасителя. Глянет Он на нас, отчаянных, но не отчаявшихся, грешных, но не утративших надежду, глянет и, может быть, скажет нам слова, которые не раз утешали нас в наших падениях, которые не раз заставляли нас вновь и вновь подниматься из бездны: “…приидите, благословенные Отца Моего, наследуйте Царство, уготованное вам от создания мира” (Мф.25.34). Пусть память об этом не оставит нас в трудном постном странствии, которое всем нам вскоре предстоит, и пусть надежда на это укрепит нас в борьбе с самими собой. Аминь.

18 февраля 2001 г.